Адаму Нэвиллу (Adam Nevill) уже за сорок, но по суровым меркам литературы он все еще считается начинающим. Однако за этой обманчивой молодостью скрываются годы упорного труда и незаурядный талант. В родной Великобритании Нэвилла называют восходящей звездой жанра, и теплый прием, оказанный российским хоррор-сообществом его роману «Номер 16», подтверждает уместность этих надежд. Среди своих учителей писатель называет М. Р. Джеймса, Артура Мейчена и Рэмси Кэмпбелла – и действительно, благодаря филигранно выписанной атмосфере и обостренному чувству сверхъестественного его работы достойны встать в ряд с лучшими образцами жанра, а в читателе они способны пробудить нечто большее, чем праздный интерес и легкое беспокойство…

«DARKER» уже писал об одном из романов Адама Нэвилла, «Ритуале» (№8, 2011). Теперь настало время побеседовать с его создателем – и немного узнать о темной магии, из которой сотканы эти захватывающие страницы…

Как вы пришли к литературе ужасов? Правда ли, что одним из «виновников» случившегося можно считать вашего отца, который рекомендовал вам книги Лавкрафта и других классиков жанра?

В общем, да. Из всего, что я читал в детские и подростковые годы (и того, что мне читал отец), больше всего меня поразил именно мистический хоррор. Кроме того, благодаря нему пробудилась область моего воображения, восприимчивая к фильмам, комиксам, искусству – всему, что связано с гротеском.

Есть ли у вас любимое определение литературы ужасов? Это просто книги, которые пугают (а иногда и вызывают тошноту), или нечто большее? Как бы вы объяснили свои литературные пристрастия непосвященному человеку?

Это литература, которая имеет целью встревожить читателя, вызвать в нем беспокойство, а если повезет – и настоящий ужас. Но это все на поверхности. За примитивными реакциями должна стоять некая странность, которую нельзя адекватно объяснить средствами науки (или можно, но ситуация при этом намеренно искажена). Наш вид не до конца рационален. Сознанию свойственны странности, и оно восприимчиво ко всему странному. А Ужас – это еще и средство, позволяющее нам посмотреть в глаза собственной ничтожности. Это творческий способ взглянуть на неведомые могущественные силы, которые окружают наше существование (если знать, где их искать). Думаю, хоррор не должен вызывать у нас тошноту, если только автор не использует отвращение с определенной художественной целью, чтобы заострить внимание на чем-то ином. Отвращение ради него самого – это пошло.

Остался ли у литературы ужасов простор для развития? Есть ли у жанра какие-либо принципиальные ограничения? Как думаете, «Дом листьев» Марка З. Данилевски (Mark Z. Danielewski) – это шаг в верном направлении?

Конечно же, ей есть куда развиваться. И новые поколения писателей всегда будут продолжать и переосмысливать то, что создавалось до них. В общем и целом, «Дом листьев» очень мне понравился, в нем есть и новые идеи, и новая форма. Это хороший пример.

Издатели, да и вы сами часто отмечаете, что вашими вдохновителями являются такие авторы, как М. Р. Джеймс, Рэмси Кэмпбелл, Артур Мейчен, Томас Лиготти, Элджернон Блэквуд. Всех их нельзя причислить к мейнстриму, и многие читатели (особенно те, что помоложе) жалуются, что авторы эти скучноваты, тексты их громоздки, вялы, а то и непонятны. Чем они вас зацепили? Почему всем начинающим авторам хоррора вы рекомендуете обязательно ознакомиться с их творчеством (да и работами других авторов викторианской мистики)?

Я довольно хорошо знаком с каноном «странной» литературы и считаю, что нужно читать своих предшественников, чтобы стать хорошим писателем. Чем больше вы читаете и пишете, тем больше должны совершенствоваться как читатель, и зачастую этот путь приводит к авторам более умозрительного, даже философского хоррора. Некоторые из них требуют большого терпения и подготовки со стороны читателя – мне кажется, в этом и заключается причина приведенных вами жалоб. Многие склонны к старомодным оборотам. Но когда любой из названных авторов наконец «пробивается» к читателю, усилия вознаграждаются сполна – потому что это все великие писатели. Все они мастерски владеют языком и стилем и довели искусство «странной» прозы до высот, перед которыми большинству из нас остается только благоговеть. С трудом терплю людей, которые отмахиваются от великих писателей, объявляя их «скучными».

Еще на меня повлияли Стивен Кинг, Дэн Симмонс и Клайв Баркер – особенно Кинг, у которого сюжеты подаются сразу с нескольких точек зрения. И все они тоже великолепно пишут; у меня нет никаких претензий к успешным авторам «мейнстримного» хоррора. Наверное, в этом смысле я всегда стремился занять место между нетрадиционной фантастической прозой и популярным мистическим хоррором. М. Р. Джеймс, Мейчен и Блэквуд описывали неземное с такой выразительностью и искусством, что у них стоит поучиться каждому, кто пишет хоррор. Не забудем и космический ужас Лавкрафта – он ощутим во всех моих произведениях. Лавкрафт заметно на меня повлиял.

Есть ли у хоррора своя социальная миссия? Может ли роман ужасов превратиться в нечто большее, чем развлечение?

Да, хоррор часто используется как полигон для социального реализма и размышлений на злобу дня. Многие британские авторы задумываются о мире, в котором живут, то же касается и американцев – наверное, всех нас, просто мы не впадаем в полемику. Хотя больше всего меня интересует сверхъестественное, я всегда пишу о вещах, которые меня цепляют или возмущают. «Ритуал» (The Ritual) – книга о мужчинах моего поколения, о фундаментализме и многом другом. «Последние дни» (Last Days) – о социопатах, которые нами правят, начиная с дома и работы и заканчивая корпорациями и правительствами. Это все актуальные темы, хотя мне не хотелось бы их навязывать; надеюсь, читателю все скажут сами книги.

В «Номере 16» вы рисуете гнетущую картину Лондона – города, который пожирает тела и души, совсем как Петербург Достоевского; собственно, не требуется никакого сверхъестественного зла, чтобы без следа сгинуть на этих улицах. Что Лондон для вас? Монстр, друг, вызов?

Лондон угнетающ, коварен, непонятен, неискренен и нездоров, он – сплошная видимость. Но еще он обворожителен, изыскан, загадочен и прекрасен. Он может вам невероятно много дать, но может и принести страдания. Это лучший из городов и худший из городов.

К слову, «Записки из подполья» – одна из любимейших моих книг, она повлияла на мой интерес к аутсайдерам, отверженным.

Сет, герой романа, начинает как обычный человек с обычными проблемами, но постепенно скатывается к страданиям и нравственной деградации. В чем была его главная ошибка? Не в том ли, что он вообще приехал в Лондон?

Это впечатлительный человек, который впал в изоляцию и одиночество, слишком мало спал и потерял надежду. В Лондоне и других больших городах такое не редкость. Он соскальзывает за защитные барьеры, которые большинство из нас принимает как должное, и стал добычей тьмы – как всегда бывает с людьми в таких случаях.

Насколько нам известно, в «Номере 16» есть автобиографические мотивы. Не могли бы вы рассказать об этом?

Для начала поясню, что с 2000 года и до конца 2001-го я находился в добровольной изоляции, работая в ночную смену – тогда я впервые попробовал себя в роли ночного вахтера. Из этого периода и вырос «Номер 16». Я никогда не бодрствовал в дневное время, редко выходил на люди и мучился от недосыпа; поставьте себя в такое положение, дайте сознанию повариться в собственном соку – и такое начнет чудиться! Я довел себя до предела, до точки, соскальзывая временами на территорию тьмы и кошмара. Но благодаря всему этому я смог писать о совсем ином уровне ужаса, смешивая сверхъестественное с безумием.

В какой-то момент я и в самом деле лишился рассудка, и у меня начались галлюцинации от недостатка сна. Некоторые сцены в «Номере 16» – например, когда Сет пытается сбежать из Лондона, или его поход в супермаркет – как раз навеяны теми днями. «Номер 16» не оказывал бы такое воздействие, не нес бы в себе такой заряд, если бы я не прошел через это сложное время. Некоторые фрагменты романа я написал еще тогда, но сплел из них нечто связное намного позже. Однако первые годы жизни в Лондоне подарили мне саму задумку персонажа, который ловит повсюду проблески некоего мира, вывернутого наизнанку и невидимого для других людей; и в то же время он не знает, что перед ним – истина или порождение его истерзанного разума, обращенного на самое себя. Меня будоражила сама идея, что город может представляться бесконечно изменчивой, текучей чередой полотен Фрэнсиса Бэкона.

Наверное, все двенадцать лет, проведенные в Лондоне, были для меня борьбой, испытанием – финансовым, психическим, эмоциональным, физическим. Когда-то я был наивным, энергичным и жизнерадостным парнем, который заявился в город на «фольксвагене-гольф», и все мои земные пожитки уместились на заднем сиденье. Того парня больше нет.

Но в Лондоне как нигде легко потерять голову, а ведь это может вызывать и эйфорию, восторг. Чтобы справиться с собой, в 2002-м я перевелся на дневную смену и стал потихоньку возвращаться к нормальному существованию. Правда, на то, чтобы полностью восстановиться после «ночного» периода, ушло примерно два года.

Поначалу книга была расхлябанным, бесформенным скопищем видений, образов, фрагментов и заметок; за четыре года работы, вплоть до 2009-го, я написал семнадцать черновиков, пытаясь добиться связности и гладкости. Но зато эта книга – настоящая. Она закалена на отчаянии, высечена из одержимости.

Мрачный образ Феликса Хессена, демонического художника из «Номера 16», наводит на мысль, что вы верите в темную сторону искусства. Это действительно так? Существует ли жесткая связь между талантом и нравственностью?

Экспрессионизм великолепно раскрывает гротескное в человеке, становясь этакой выжимкой неявных черт рода людского, и поэтому он исполнен ужаса. Полагаю, великие художники просто не могут не изображать того, что они изображают, даже если это выходит за рамки морали.

Какие художники послужили прототипами Хессена? В послесловии к роману вы упоминаете Фрэнсиса Бэкона, но мы не могли не вспомнить Здзислава Бексиньского (эта картина могла бы послужить отличной иллюстрацией к вашей книге), Х. Р. Гигера и некоторых других… Кстати, если бы вы были вынуждены (нет, ВЫНУЖДЕНЫ) повесить одну из картин Хессена у себя дома, то на какой бы остановились?

Меня вдохновляли Отто Дикс, Уиндем Льюис, Георг Гросс, Иероним Босх, Питер Брейгель и Фрэнсис Бэкон. О Здзиславе Бексиньском прежде не слышал, но теперь исправился. Спасибо!

Вероятно, я повесил бы портрет существа с мордой бабуина – того, что в платье в цветочек. Чтобы напоминало мне, что Вихрь ждет не дождется нас всех…

Лес, в котором очутилась четверка героев «Ритуала», вышел по-настоящему жутким и «странным». Подобная атмосфера всегда очень хрупка, и когда в неё вторгаются шумные ребята вроде Blood Frenzy (металлисты, язычники и просто психи) – это большой риск. Не боялись ли вы, что столь резкое смещение акцентов может навредить книге? И почему условная «Ведьма из Блэр» вдруг превратилась в «Техасскую резню бензопилой»?

Да, я рисковал с этим эпизодом, но подозреваю, что еще один час, проведенный в лесу из первой половины книги, не оставил бы от напряжения и следа. Я хотел написать о садизме, насилии, фундаментализме, о нашей беззащитности перед организованными социопатами, и без второй части было не обойтись. Она многим не нравится, но я готов защищать ее до последнего слова.

«Номер 16», «Флорри» (Florrie), «Куда приходят ангелы» (Where Angels Come In) – тему «нехороших» домов в вашем творчестве можно назвать одной из центральных. Откуда такая привязанность к этой тематике? Что еще в современном хорроре вам симпатично и что не нравится? И нет ли у вас желания написать историю о зомби-апокалипсисе или, скажем, вампирах?

Спасибо за наблюдение и за то, что прочли эти истории. Большую часть жизни мы проводим именно у себя дома – здесь мы впервые испытываем страх, здесь растет и крепнет наше воображение, и нередко мы не первые люди, что обитали в этих зданиях. Что мы наверняка знаем о прежних жильцах и творившихся тут событиях? Могут ли отголоски прошлого задерживаться в настоящем? Если да, то почему? Все эти вопросы очень меня увлекают, и я крайне чувствителен к атмосфере зданий, в которых живу, и обитающим рядом людям. Я всегда пишу о том, о чем мне хочется писать – и нередко это история дома или какого-нибудь другого места.

Рэмси Кэмпбелл в одном интервью сказал, что порою страх пропитывает все вокруг, и внушить ужас могут обыденные и безобидные с виду вещи. Метро действительно вызывает у вас описанные в «Линиях лондонской подземки» (On All London Underground Lines, рассказ из антологии The End of the Line) ощущения, или вы можете написать такой же клаустрофобный и тревожный рассказ про любое другое место – кафе, супермаркет, стадион и т. д.? Может быть, какие-то места и вещи в современном мире пугают вас особенно сильно? 

«Подземка» написалась после того, как я почти три часа проторчал в вагоне метро, в тесноте и духоте. Так что моя фантазия всего лишь дополнила ту ситуацию – каким ужасом все могло бы обернуться, если бы законы природы чуточку изменились. Я хотел создать метафору ада на земле: человек застывает в вечном оцепенении, но сохраняет при этом иллюзию, что все еще куда-то едет. Это очень по-лондонски.

Да, порой я улавливаю ужасное в самых обыденных вещах и местах, особенно если внутри – люди. Как только мировосприятие попадает под влияние депрессии, хронической тревоги, страха и паранойи, ни за что уже не скажешь, каким предстанет перед тобой окружающее, какие мысли вызовут предметы, пока сам все не увидишь. И не то чтобы я хозяин своему воображению – скорее воображение, так или иначе, влияет на то, как я воспринимаю мир.

Расскажите немного о романе «Последние дни», который вышел в этом мае. В чем его сходство и отличие от предыдущих книг? Были ли какие-то особые трудности при его написании?

Это роман о социопатах, а также размышление о нашей эпохе с ее патологиями, с эгоизмом, не омраченным никакой моралью и угрызениями совести, с ее изощренной алчностью и концом, который ждет самовлюбленных нарциссов и всё, чем они заправляют. Еще, возможно, это размышление о темной стороне либерализма и общества вседозволенности – о том, как даже самую прогрессивную идею может извратить кучка целеустремленных себялюбцев, подыскивающих себе подходящую жертву. Кроме того, в этом романе более заметно влияние фильмов ужасов, чем в предыдущих трех; собственно, одна из его тем – съемки документальных фильмов.

При его создании я столкнулся со многими трудностями – и не только обычными (они всплывают всегда), но и парочкой новых заковырок. Писательство никогда не дается легко – я ставлю перед собой грандиозные цели и в то же время очень строг к себе.

Герои ваших книг чаще люди положительные, одинокие и не самые удачливые по жизни. Им начинаешь сопереживать еще до начала проблем со сверхъестественным. Не планируете ли вы сделать центральным героем книги отрицательного персонажа? Уместны ли вообще плохие герои в хорроре?

Хороший вопрос. Мне нравится, как с этим работает Патриция Хайсмит, когда исследует наши представления о плохих людях. Да, я не исключаю для себя возможность рассказать историю с «отрицательной» точки зрения; отчасти это проявляется и в «Номере 16» – с одним из персонажей, которому посвящены две сцены. Пока же я все еще склонен писать о людях, ставших жертвами обстоятельств или собственных разногласий с общепринятыми порядками и нормами, а еще – злого рока и могучих сил, что словно ополчились против них. Неудачники от природы чувствительны к таким вещам – они изначально понимают, что не стоит рассчитывать на справедливость и правосудие в этом мире.

Тема оккультизма, паранормальных верований и забытых культов присутствует во всех ваших романах. Существует ли у вас интерес к этим темам за рамками творчества? Верите ли вы в сверхъестественное?

Оккультизм очень помогает, когда искажаешь законы природы, и нужно сделать это искажение правдоподобным в глазах читателей. Еще он позволяет исподволь нагонять атмосферу, в которой сверхъестественное кажется возможным. Кроме того, для него характерна яркая апокрифическая образность. Так что чаще всего для меня это литературный прием. Если говорить о культах, то я неравнодушен к субкультурам, как вы сами увидите в «Судных днях». Они всплывают во всех моих книгах – группы и отдельные личности, которые ушли в мир эзотерики, поскольку претендуют на более верное, истинное понимание мира.

Собственные духовные воззрения я предпочитаю не раскрывать, однако существование сверхъестественного не исключаю. Наверное, отчасти я мистик, но и прагматик тоже. Я сделан из противоречий и не отличаюсь последовательностью – как и почти все люди, по правде говоря. Полагаю, ни одна религия и ни один ученый не могут претендовать на абсолютное знание или понимание истины – у нас как вида слишком много ограничений, чтобы настолько в чем-то уверяться.

Я не занимаюсь оккультными практиками и не принадлежу ни к одной организованной церкви, но интересуюсь фольклором, мифологией, религией, магическими системами.

Что в написании романа ужасов для вас самое сложное?

Не впадать в ахинею и глупость. В черновиках все мои книги откровенно абсурдны, и это крайне удручает. Приходится переписывать их, пока не подбираюсь поближе к тому, что мне хотелось бы выразить. А сам процесс сочинительства, борьба с синтаксисом и верный выбор слов, сама неподатливость языка – сколько ни пиши, легче не становится.

Быть автором хоррора тяжело? Как сегодня относятся к жанру британские книжные издатели? Окружающие? Ваши близкие?

За последние три года в британском книгоиздании наметились кое-какие позитивные сдвиги, появлялись интересные новости. Книги таких писателей, как Дэвид Муди, Гари Макмахон, Саймон Бестуик, Джозеф Д’Лейси, Том Флетчер, Адам Бейкер и я, позиционировались как хоррор и издавались массовым тиражом в мягкой обложке. Другие писатели – например, Стив Мосби, Сара Пинборо и Эллисон Литтлвуд – скрещивают ужасы с детективом и триллером, и при этом все сотрудничают с крупными издательствами, так что впервые за долгое время в мейнстриме установился более-менее здоровый климат. Однако книгоиздание и книготорговля переживают сейчас коренные, невиданные перемены; не уверен даже, как это скажется на будущем хоррора. Я просто не знаю. Да и никто не знает.

Представление о хорроре как низкопробной писанине, нацеленной на мальчиков-подростков с примитивными запросами и далекой от истинной литературы, существует до сих пор. А в наши дни у невежд есть еще и Интернет – оружие, мощнее которого не было за всю человеческую историю.

Мои родные радуются за меня и всячески поддерживают. Они знают, каких усилий мне стоило всего добиться, с какими сложностями я начал сталкиваться, когда стал писателем. Меня усиленно пропагандирует папа – рекомендует мои книги коллегам и друзьям, рекламирует их местным библиотекам.

Что для вас электронные книги? Дорога к светлому будущему, медленная смерть для профессиональной литературы – или и то, и другое сразу? Найдется ли место для хоррора в электронном книгоиздании?

Это бесконечная тема. Мне регулярно задают этот вопрос. Следующее я написал два года назад для интервью блогу Kamvision и с тех пор практически не изменил своего мнения – но все ли из этого уместно сейчас? Последний абзац имеет прямое отношение к литературе ужасов.

«Никто не может видеть полную картину «изнутри», поскольку эпохальные перемены в книгоиздании и торговле происходят здесь и сейчас. Рынок цифровых книг продолжит расти, но вряд ли они полностью вытеснят бумажные книги (остерегайтесь производителей, которые пускают пыль в глаза и пытаются всучить нам продукт, о котором никто особо не просил). Возможно, справочной и туристической литературе надо будет побороться, чтобы удержать лидирующие позиции на бумаге, поскольку такие материалы по своей природе хорошо подходят для цифровой среды, так же как и научные публикации.

А вот в художественной литературе, на мой взгляд, цифра и бумага будут существовать бок о бок – из-за сложившейся культуры чтения. Однако больше всего меня беспокоит [нелегальный] обмен цифровыми книгами, с которым до сих пор толком не разобрались. Пока что электронные книги остаются крайне дорогими, и это ведет к пиратству. Не понимаю, как можно ждать от людей, что они отвалят восемь фунтов за PDF-файл; Интернет изменил отношение людей к тому, как они добывают контент. Так что, мне кажется, победа останется за тем, у кого электронные книги будут дешевле; «Амазон» уже создал аналогичный прецедент с печатными книгами. Если портативные устройства станут идти за бесценок, и у каждого будет по ридеру, а детям станут раздавать их бесплатно, то количество скачиваемых книг станет расти как на дрожжах (хотя это не обязательно будут оплаченные книги). Однако культура спроса на бесплатный и значительно удешевленный контент, сложившаяся в Интернете, не сделает исключения для электронных книг. Да и с чего бы?

Пока же главная проблема видится мне – как читателю и как автору – в том, что в Великобритании сокращается число сетевых книготорговцев, предлагающих широкий выбор книг. Независимые магазины потихоньку выдавливают с рынка, а количество супермаркетов все растет и растет, и конкурировать с их ценами невозможно – вот только их ассортимент сводится к ограниченному кругу самых раскрученных книг. А крупные сети либо идут на дно, либо переходят на те же раскрученные хиты, сокращая ассортимент и круг тематик. Мне очень не хватает «Бордерз»; я обожал эту сеть. Ну и кто же будет продавать наши книги? Писатели в один голос отвечают: «Амазон». Но хотя интернет-магазины продают все на свете, они закупают книги небольшими партиями и с солидными скидками. В «Уотерстоун» с ассортиментом все в порядке, но опять-таки, магазинов у них не так уж много, а места на полках не хватает, так что нераскрученные книги они тоже берут малыми партиями. Такая ситуация ставит издателей перед серьезным выбором, и в последние годы стало только хуже. Решение о публикации зависит от расчета прибылей и убытков. Когда редактор предлагает на совещании новую книгу, торговые директора начинают прикидывать, сколько экземпляров получится сбыть оптовикам. И если по их прикидкам выходит, что на «Амазон» и крупные сети уйдет лишь несколько сотен экземпляров, то издавать эту книгу уже не рентабельно, и неважно, хорошая она или нет. Ну и куда теперь деваться таким вот не-хитовым книжкам? А ведь в большинстве случаев это лучшие книги и первоклассная литература. Почти все, что я покупаю, относится к этой категории.

Если нынешний спад книготорговли продолжится, а ценность книг снизится еще сильнее (тиражи растут благодаря огромным скидкам, но количество наименований сокращается), то некоторым крупным издательским группам придется объединиться. Не удивлюсь, если издательский мир начнет хиреть. Авансы снизятся пуще прежнего. Издатели станут реже экспериментировать и рисковать. Мелкие издательства и независимые сайты для специализированной электронной литературы будут появляться и дальше, но с ними писательской карьеры не сделаешь. А «брендовые» авторы будут все больше наращивать вес; некоторые уже отказываются от агентов и довольствуются услугами адвокатов. Авторские франшизы – «негры», пишущие под известными именами – будут выдавать все больше продукции с каждым годом.

Люди по-прежнему хотят развлечений – музыки, фильмов, книг, – и так будет всегда. Но уверенность, что все это должно доставаться бесплатно или очень дешево, основанная на модели бесконечно растущего бизнеса, плюс бескрайнее черное море пиратства, то бишь Интернет, – не принесет ничего хорошего ни издателям, ни авторам. Не знаю, как все сложится. Пока я не вижу решений для всех этих проблем».

Что интересно, когда торговцы и издатели пренебрегают нишевым вроде бы направлением, у которого при этом сохраняется некая аудитория, то оно волей-неволей уходит в цифру. По моим наблюдениям, сейчас это происходит с эротикой. Не удивлюсь, если скоро электронная эротическая литература станет популярнее бумажной [помимо прочего, Нэвилл известен как автор нескольких эротических романов, написанных под псевдонимом – Ред.].

Смотрели ли вы «Список смертников» (Kill List) Бена Уитли? Как по-вашему, это прорыв – или невразумительная мешанина? Какие фильмы вы считаете определяющими для современного британского хоррора?

Я был в восторге от «Списка смертников». А после второго просмотра он понравился мне еще больше. В нем чувствуется некая странная сила, без которой не бывает великого хоррора и перед которой так благоговел Лавкрафт. Для меня это лучший британский фильм со времен «Спуска». Еще мне понравился недавний «Экстрасенс», но там все более традиционно. Забавно, но здесь я не особенно патриотичен – неважно, где снимался фильм, лишь бы он получился хорошим, и мне нравится, что привносят в жанр другие культуры. Испанский «Репортаж» и его продолжение, французские «Мученицы», австралийский «Сноутаун», шведский «Впусти меня», тайваньский [на самом деле, южнокорейский – Ред.] «Я видел дьявола» – все это превосходные фильмы, снятые в разных уголках мира. Еще я большой поклонник российского фильма «Заброшенный дом», который купил наудачу, ничего о нем не зная [еще одна неточность: хотя действие фильма «The Abandoned» происходит в России, его производством занимались компании из Великобритании, Испании и Болгарии].

Кстати о фильмах: какому режиссеру вы бы доверили перенести на экран «Банкет для проклятых» и «Номер 16»? И еще, в прошлом сентябре вы написали у себя в блоге, что компания Stillking Films собирается экранизировать «Ритуал», – есть ли новости по этому проекту?

Тот, кто по-настоящему чувствует, понимает хоррор, прекрасно справится с любой экранизацией. Насколько знаю, за «Ритуалом» закреплен режиссер – и очень даже замечательный (но имени назвать не могу, потому что ничего еще не окончательно). Экранизация «Номера 16» сейчас обсуждается с мощной командой продюсеров. А для «Банкета» отлично подошел бы Бен Уитли или Нил Маршалл.

Если бы вас попросили сформулировать Три Золотых Правила любителя литературы ужасов, что бы вы назвали?

Не бойтесь экспериментировать с мелкими издательствами – такими, как Subterranean, PS Publishing, Ash Tree Press, Centipede, Grey Friar, Newcon, Spectral, Tartarus. У них для вас полным-полно первоклассного современного хоррора и красивых изданий классической «странной» прозы.

Не ограничивайтесь знаменитыми авторами; получайте удовольствие от открытия новых имен и андеграундных писателей, многие из которых создают отборнейшие ужасы. До недавних пор новые голоса в хорроре оставались под крылом андеграунда, так что там вас ждет много такого, чего не засечешь на мейнстримных радарах.

Хоррор не сводится к чувству страха. Если после чтения вам не снятся кошмары, то автор не обязательно потерпел неудачу.

Что бы вы посоветовали начинающему автору хоррора?

Помимо вышесказанного, я настоятельно рекомендовал бы сперва закончить книгу, а потом уже выходить на издателей – а затем переписывать ее до тех пор, пока не почувствуете, что дальше переписывать некуда. Черновых вариантов может быть больше десяти – не бойтесь этого. Между черновиками берите перерыв в месяц-полтора, можно даже и больше. А сами тем временем пишите рассказы. Хорошая, долговечная проза невозможна без переписок и редактирования, но этому тоже нужно учиться – у профессиональных писателей и на хороших курсах. Редактирование не ограничивается правкой грамматических ошибок и добавлением или удалением материала – тут важно сказать то, что вам надо сказать, и именно так, как вам хочется. Это значит снова и снова прорабатывать каждую строчку, затем браться за абзац – и снова к предложениям… Но прежде чем переправлять предложение, важно понять, что с ним не так. Ранние мои произведения были бессвязными; двое поэтов показали мне, как работать с черновиком, и научили по-новому воспринимать стиль.

Зачем превращаться в очередного великовозрастного грамотея, который вкладывает капельку умения и выезжает на теме, популярной здесь и сейчас? Или терять терпение и публиковать первый же черновик в электронном виде? Относитесь к себе так строго, как можете. Писательство должно стать целью на всю жизнь. Чтобы хорошо писать, требуется много кропотливой работы и старания. В конце концов, на каком-то уровне, это начнет окупаться. Короткой дороги к мастерству не существует.

Та особая, удивительная составляющая литературы, которая и увлекает читателя, дается от природы. Но когда с трудом добытое мастерство вступает в союз с врожденной силой вашего воображения, ваш текст обязательно находит отклик. Вы не сумеете точно выразить эту присущую вам уникальность, пока не перечитаете канон и не овладеете секретами ремесла. На каком бы уровне вы ни публиковались, о вашем произведении начнут говорить, у вас отыщутся свои идеальные читатели, вы завоюете уважение коллег или даже широкой аудитории. Но учитесь также обуздывать свои надежды, не падая духом. Успех не обязательно измеряется в денежном выражении.

Пишите всегда о том, о чем должны писать. И если то, о чем вы пишете, вызывает у вас чувство дискомфорта или даже стыда, то продолжайте во что бы то ни стало… как раз тогда зачастую и рождаются самые волнующие страницы. Если я заканчиваю роман и не чувствую, что близок к надрыву, – значит, есть риск оставить читателя равнодушным.

И читайте больше разных книг, не ограничивайтесь ужасами.

© Евгений Михайлов, Владислав Женевский (DARKER. №5 май 2012)

---

Библиография (романы):

№	Год	Название	Перевод
1	2004	Banquet for the Damned	Банкет для проклятых
2	2009	Apartment 16	Номер 16
3	2011	The Ritual	Ритуал
4	2012	Last Days	Последние дни
5	2013	House of Small Shadows	Дом малых теней

Ссылки:

- Официальный сайт писателя: //www.adamlgnevill.com/

- //www.facebook.com/pages/Adam-Nevills-Books