ЗВОНОК против ПРОКЛЯТИЯ

С. Кинг. «После выпускного» (из сборника рассказов «После заката»)

Просмотры: 1534 (22)Комментарии: 0Литература

Graduation AfternoonПОСЛЕ ВЫПУСКНОГО

Graduation Afternoon

© Перевод. М. Клеветенко, 2010

Дженис никак не удавалось подобрать верное определение месту, где жил Бадди. Для дома слишком роскошно, на поместье не тянет. Чего стоит одно название на въезде! "Огни гавани" - словно рыбный ресторанчик в Нью-Лондоне. Правда, до сих пор Дженис выкручивалась, обходясь нейтральным "к тебе": "Поехали к тебе, в теннис поиграем", "Заскочим к тебе, искупаемся".

А имечко, размышляла Дженис, наблюдая, как он пересекает лужайку в направлении бассейна. Кому понравится, что твоего бойфренда зовут Бадди? Но только обнаружив, что его настоящее имя Брюс, начинаешь понимать, как ты влипла.

С чувствами та же история. Дженис видела, как хочется Бадди услышать ее признание в день выпускного - подарок поценнее серебряного медальона, за который Дженис, стиснув зубы, выложила кругленькую сумму - но не могла себя пересилить. Всего-то и нужно сказать: "Я люблю тебя, Брюс", но в лучшем случае (и то не без зубовного скрежета) Дженис отважилась бы на: "Ты мне страшно нравишься, Бадди". Фразочка из музыкальной комедии.

- Ты правда не обиделась на нее? Не поэтому остаешься? - спросил он на прощание.

- Нет, просто хочу еще поиграть. И видом полюбоваться.

Полюбоваться и впрямь было на что. Дженис глядела и не могла наглядеться. С этой стороны дома был виден весь Нью-Йорк: игрушечные здания синели вдали, солнце вспыхивало в верхних окнах небоскребов. Дженис подумала, что ощущение полнейшей безмятежности город производит только на расстоянии. Ей был по душе этот обман.

- Бабушка всегда такая, - сказал Бадди. - Что на уме, то и на языке.

- Можешь не объяснять, - ответила Дженис.

Ей нравилась Брюсова бабушка, не желавшая скрывать свое высокомерие. Они - Хоупы, прибывшие в Коннектикут с пуританским "Христовым воинством", ни больше ни меньше. У таких снобизм в крови. А кто она? Дженис Гандлевски, которой еще предстоит через две недели отметить свой выпускной в Фэрхейвене, когда Бадди с тремя дружками отправятся штурмовать Аппалачи.

Дженис отвернулась к корзине с мячами - высокая и стройная, в джинсовых шортах, теннисных туфлях и эластичном топе. При каждом замахе она вытягивалась, привставая на цыпочки. Дженис была хорошенькой и знала себе цену, оценивая свою красоту со спокойной и уверенной деловитостью. Кроме того, она была умна и никогда об этом не забывала. Девушкам из Фэрхейвена редко удавалось подцепить парня из Академии. Самое большее, на что они могли рассчитывать, - банальный перепихон на зимнем или весеннем карнавале, а Дженис удалось, пусть ее фамилия и оканчивалась на "левски" - довесок, неотвязно таскавшийся за ней точно гремящая пустая жестянка, привязанная к бамперу семейного седана. Ее трофей звался Брюсом Хоупом или просто Бадди.

Выходя с Бадди из игровой комнаты в цокольном этаже -остальные еще играли, так и не сняв квадратных академических шапочек, - они случайно услышали замечание бабушки, сидевшей с гостями. У взрослых был свой праздник, а выпускникам предстояло оттянуться по полной вечером. Сначала в "Зажигай" на двести девятнадцатом шоссе - родители Джимми Фредерика сняли бар целиком с условием, что после вечеринки никто и ни при каких обстоятельствах не сядет за руль, затем на пляже - под полной луной, шелестящей волной, танцуй со мной, детка, под полной июньской луной...

- Дженис_не_разбери_что! - пронзительно гаркнула бабушка безжизненным голосом глухой старухи. - Очень мила, не правда ли, хотя и не нашего круга. Последняя Брюсова пассия.

В тоне безошибочно угадывалось: "Пусть мальчик перебесится".

Дженис пожала плечами и послала еще несколько ударов - гибкие ноги, красивый замах. Мощные и точные броски неизменно достигали цели - корзины у дальнего края площадки.

Именно их непохожесть и то, что они все время учились друг у друга, сблизило Дженис и Бадди. Нельзя не признать, что Бадди оказался смышленым учеником. Он с самого начала относился к ней с уважением - на взгляд Дженис, чрезмерным, - но она быстро вправила ему мозги. А если учесть извечную нехватку места и времени - как всегда в молодости, когда юные тела внезапно и остро сознают свои потребности, - Бадди определенно делал успехи.

- Мы старались, как могли, - произнесла Дженис вслух, решив наконец искупаться вместе с остальными.

Пусть Бадди в последний раз увидит ее раздетой. Он считал, что впереди у них целое лето, после которого он отправится в Принстон, а она - в Стейт, но Дженис думала иначе.

Она не сомневалась, что одна из целей его Аппалачских каникул - разлучить их безболезненно и бесповоротно. Наверняка замысел принадлежал не отцу Бадди - всегда бодрому и радушному крепышу - и не бабушке, странным образом сумевшей внушить ей симпатию, несмотря на прямоту - не нашего круга, последняя Брюсова пассия, - а улыбчивой и расчетливой матери, до смерти боявшейся (это было написано на ее гладком красивом лбу), что какая-то девица с консервной банкой в фамилии залетит, а потом женит на себе ее ненаглядного сынка.

- А вот этого мы никак не можем допустить, - пробормотала Дженис, впихивая корзину с мячами в сарай и опуская щеколду.

Марси, ее подружка, морща нос, насмешливо вопрошала, что Дженис вообще нашла в этом Бадди? Чем вы там занимались все выходные? Пили чай в саду? В поло играли?

Они действительно посетили пару матчей. Том Хоуп до сих пор играл, хотя, как признался ей Бадди, если отец не скинет вес, этот сезон мог стать для него последним. Еще они занимались любовью, иногда жарко и страстно. А порой Бадди удавалось ее рассмешить. Не так уж часто - Дженис подозревала, что надолго его не хватит, - но до сих пор он справлялся.

Худощавый, с тонким профилем, Бадди решительно отказывался демонстрировать замашки богатого зануды. Кроме того, он готов был носить ее на руках, и это поднимало Дженис в собственных глазах.

Впрочем, Дженис не сомневалась, что со временем порода возьмет свое. Годам к тридцати пяти Бадди остепенится и вместо того, чтобы лизать ее киску, с головой уйдет в нумизматику или реставрацию колониальных кресел-качалок - занятие, которому предавался его отец в этом... гм... каретном сарае.

Она медленно брела по широкому газону, поглядывая на игрушечные здания, дремлющие в синеватой дымке. От бассейна неслись крики и плеск. Мать, отец и бабушка Брюса на свой лад - чаепитием - отмечали событие с избранными друзьями под крышей. Настоящую вечеринку их детки закатят вечером. Всем хватит выпивки и таблеток, из громадных колонок будет пульсировать клубная музыка. Никакого старомодного кантри, на котором Дженис выросла. Не важно, она знает, где его искать.

На ее выпускной никто не станет устраивать грандиозных празднеств. Скорее всего друзья соберутся в ресторанчике тети Кей, а само торжество пройдет в куда менее славном своей историей и гораздо более скромно украшенном актовом зале. Однако Дженис верила, что ее ждет будущее, которое Бадди и не снилось. Она станет журналисткой. Начнет в университетской газете, а там посмотрим. Ступенька за ступенькой - лестница к успеху высока и крута. Впрочем, с ее внешностью и природной самоуверенностью рано или поздно она своего добьется. Нельзя сбрасывать со счетов удачу, и хотя Дженис хватало ума не слишком на нее полагаться, одно она знала твердо - удача любит дерзких и юных.

Дойдя до мощеного дворика, Дженис оглянулась. Обширная лужайка спускалась к двойному корту. Все вокруг выглядело дорого и внушительно - очень дорого и очень внушительно, но ведь Дженис было только восемнадцать. Когда-нибудь все это покажется ей мелким и заурядным, даже со скидкой на время. Эта вера заставляла ее мириться с Дженис-не-разбери-что, не нашего круга, и последней пассией Брюса. Или Бадди. С его тонким профилем и недолговечным умением смешить ее в самое неподходящее время.Уж он-то никогда не позволял себе унижать Дженис. Наверняка догадывался, что она этого не потерпит.Вместо того чтобы сразу пойти к бассейну и раздевалкам за домом, она еще раз оглянулась через левое плечо на далекий город, синеющий в предвечерней дымке. И даже успела подумать: "Когда-нибудь он станет моим домом", как над городом сверкнула чудовищных размеров молния, словно какое-то космическое божество испытало космических масштабов оргазм.

Джейн зажмурилась от яркости первой мощной вспышки. Небо на юге беззвучно полыхнуло алым. Бесформенное марево на миг поглотило здания, но они тут же проступили вновь, уже мертвые, видимые словно через искажающее стекло. Секунду, десятую долю секунды спустя они исчезли навсегда, а на их месте, как на тысяче кинопленок, бурлило яростное кровавое месиво.

И тишина, мертвая тишина вокруг.

Мать Брюса вышла во дворик и, прикрыв глаза ладонью, встала рядом. На ней было новое голубенькое платье. Локоть касался локтя Дженис. Они стояли и смотрели, как пожирает синеву кровавый клубящийся гриб. Над краем гриба поднялся дымок - бордовый в лучах уходящего солнца - и тут же втянулся внутрь. Алое сияние слепило глаза, но Дженис не отводила взгляда. По щекам текли горячие ручьи, а она упрямо смотрела на юг.

- Что это? - спросила мать Брюса. - Если это шутка, то весьма безвкусная...

- Это бомба, - ответила Дженис и не узнала собственного голоса, пришедшего словно из другой жизни, с живых пастбищ у Хартфорда.

Алый гриб пузырился черными волдырями, постоянно менявшими его жуткие очертания: вот кот, вот собака, а вот Бобо - адский клоун гримасничает над тем, что когда-то было Нью-Йорком, а теперь стало плавильным горном.

- Ядерная бомба. И очень мощная, не какая-нибудь убогая карманная моделька...

Шлеп! Жар залил половину лица, слезы брызнули из глаз, голова дернулась. Мать Брюса залепила Дженис крепкую пощечину.

- Не смей так шутить! - приказала она. - Нашла над чем смеяться!

Во дворик высыпали смутные фигуры. То ли зрение Дженнис повредила вспышка, то ли тучи закрыли солнце.

- Что за безвкусная ШУТКА! - На последнем слове голос сорвался на визг.

- Это спецэффекты, иначе мы услышали бы... - начал кто-то.

И тут их настиг звук: как будто громадный валун катился, набирая скорость, по склонам бездонного каменистого ущелья. В окнах на южной стороне дома задрожали стекла, стремительная птичья эскадрилья взмыла с веток. Гул, словно нескончаемый сверхзвуковой хлопок, заполнил все вокруг.

Дженис видела, как бабушка Брюса бредет к гаражу - зажав уши ладонями, опустив голову, согнув спину, выпятив зад - ни дать ни взять, дряхлая ведьма в изгнании. На спине у нее что-то болталось, и Дженис не удивилась, разглядев, насколько позволяли остатки зрения, слуховой аппарат.

- Я хочу проснуться, - требовательно и капризно протянул кто-то рядом. - Дайте мне проснуться! Хватит уже!

Там, где девяносто секунд назад был Нью-Йорк, торжествующе клубясь, высился темно-багровый ядовитый гриб, прожегший дыру в этом закате, во всех закатах, которым никогда уже не случиться.

Задул горячий ветер. Он лохматил волосы, поднимал их над ушами - и неумолчный скрежещущий вой становился все громче. Дженис подумала о теннисных мячиках, приземлившихся так близко, что при желании можно сложить их в одну жаровню. Так она написала бы, у нее талант. Был.

Она думала о путешествии, в которое Брюс с друзьями никогда не отправятся. О несостоявшейся вечеринке в "Зажигай", о Джей-Зи, Бейонсе и "Зе Фрей", которых им больше не слушать. Невелика потеря. Затем Дженис вспомнила о песенках в стиле кантри, под которые отец катит с работы в своем пикапе. Так-то лучше. Она будет думать о Пэтси Клайн и Скитере Дэвисе - еще немного, и она заставит свои полуослепшие глаза не смотреть.

***

Комментарий автора: Спустя четыре года после аварии 99-го я начал принимать антидепрессант, который назывался доксепин - нет, я не страдал от депрессии (хмуро проговорил он), доксепин должен был помочь мне избавиться от хронических болей. Так и случилось, но в ноябре 2006-го, поехав в Лондон на презентацию романа "История Лизи", я понял, что пора завязывать.

Даже не посоветовавшись с врачом, прописавшим мне "Доксепин", я просто взял и бросил принимать это лекарство. Побочные эффекты были... любопытные*.

Примерно с неделю, закрывая ночью глаза, я видел красивейшие панорамные кадры, как в кино: леса, поля, мосты, реки, заборы, рельсы, дорожных рабочих, размахивающих кирками и лопатами... Картинки мелькали одна за другой, пока я не засыпал. Никаких сюжетов к ним не прилагалось. Мне даже стало грустно, когда они перестали меня посещать. Еще я увидел несколько необычайно ярких постдоксепиновых снов.

Один из них - огромный ядерный гриб над Нью-Йорком - и стал темой моего очередного рассказа. Я написал его, хотя знал, что этот образ использован в сотне фильмов (не говоря уже о сериале "Иерихон"), потому что сон показался мне документально-безразличным. Я проснулся с колотящимся сердцем и мыслью: "Это вполне может случиться. Рано или поздно это наверняка произойдет". Как и со "Сном Харви", я скорее писал этот рассказ под диктовку, нежели сочинял.

_____________________________________________

*Уверен ли я, что их вызвало внезапное прекращение приема доксепина? Нет. Как знать, вдруг во всем виновата английская вода. - Примеч. автора.

Комментариев: 0 RSS

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.